Сергей Литвинов о Сергее Литвинове
Сын об отце. Автор Сергей Лисин
26 сентября 1988 года на Олимпиаде в Сеуле Сергей Литвинов выиграл соревнования метателей молота, поставив точку в своем долгом пути к золоту Игр. Сегодня, спустя ровно тридцать лет после того финала, о своем отце, чей олимпийский рекорд стоит до сих пор, вспоминает его сын, Сергей Литвинов-младший, тоже метатель сборной страны.
Поколение глыб
– Почему отец выбрал молот? Не ядро, не копье, не диск?
– Изначально он занимался вольной борьбой, но на каких-то школьных соревнованиях Игорь Тимашков, тренер по легкой атлетике, заметил, что отец, будучи тогда еще подростком, взял юниорское ядро весом то ли четыре, то ли пять килограммов и толкнул его метров на пятнадцать. Без техники, без опыта тренировок, просто на врожденных скоростно-силовых качествах. Тимашков стал уговаривать его перейти в метания, но отец не хотел оставлять борцовское братство, там была совершенно особая атмосфера. Это продолжалось несколько месяцев. Затем его уже начал убеждать в резонности перехода тренер по вольной борьбе Владимир Сташкевич, и в итоге все-таки уговорили.
– Он выделял какой-то сезон, когда вошел в мировую элиту?
– Да, 1979 год. К этому времени он был уже достаточно сильным молотобойцем, но из-за дикой конкуренции на первых ролях не светился. В июле отец выиграл Спартакиаду народов СССР с результатом 77,08, и после этого старший тренер сборной по молоту Анатолий Бондарчукпослал его на несколько международных стартов – проверить, справится ли. Справился – стал вторым на Кубке Европы в Турине, выиграл международный турнир в Цюрихе и Кубок мира в Монреале. После этого Бондарчук начал воспринимать отца серьезно, защищал в дальнейшем во всех спорных вопросах, хотя никогда не являлся его личным тренером. В этом плане Бондарчука можно ставить в пример: его личные воспитанники Юрий Седых и Юри Тамм были в основе сборной, но он никогда их не выделял и не проталкивал, пользуясь положением. Был абсолютно справедлив, мог подвинуть кого-то из своих, если считал, что тот не готов.
– Чем был уникален и отличался от соперников Сергей Литвинов-старший?
– Они были по-настоящему звездным поколением, в сборной СССР сошлись глыбы метания молота. Случались годы, когда в сезоне более 20 советских спортсменов метали за 80 метров. В этой острейшей конкуренции и ковались те результаты, до который сейчас никто не может дотянуться. Основными соперниками отца и в сборной, и на мировой арене являлись Юрий Седых, Юри Тамм, Игорь Никулин. Это было уникальное противостояние, аналогов ему нет. Они не только подхлестывали друг друга, но и делились тренировочными методиками, постоянно находились на одних сборах, очень хорошо общались. Этот обмен информацией и находками помогал прогрессировать всем.
Но они были совершенно разными физически. Отец – самый невысокий, всего 180 сантиметров, при том что Седых – 185, а Тамм – 191. Преимуществом отца всегда считалась скорость, он был очень быстрым, взрывным. Ну и плюс техника, до которой нынешнему поколению метателей далеко.
– Серебро московских Игр явилось для него победой или поражением?
– Отцу было всего 22 года, крайне мало по меркам метаний. К тем ОИ он подошел в отличной форме, но из-за нехватки опыта допустил ошибку, возможно, стоившую ему золота. За две недели до Олимпиады на тренировке метал под 84 метра, при том что мировой рекорд, принадлежавший ему же, равнялся 81,66. А вот затем решил, что нужно еще немного добавить, потренироваться. Довольно легко пройдя квалификацию, за день до финала провел полноценную тренировку и, не успев восстановиться, оказался полностью опустошен на главном старте. Вышел, сделал только одну нормальную попытку на 80,64, и она принесла серебро. Учитывая потенциал, конечно, он был разочарован.
– Куда смотрели тренеры?
– На московских Играх отец оказался фактически один. Его личный тренер Тимашков запил и выпал до конца года. Бондарчук был занят своими воспитанниками. Собственно, именно тогда произошел тот переломный момент, после которого отец, по его словам, стал тренироваться самостоятельно, без наставника. Не знаю, как там все было, наверное, ему все-таки кто-то помогал после 1980 года, но он уже считал, что работает сам, тренировочный план писал сам. И ту ошибку больше не повторял.
Говоря о приметах того времени, расскажу смешную историю. Несмотря на то, что в Монреале-76 советские молотобойцы заняли весь пьедестал (Седых, Спиридонов, Бондарчук), руководство решило, что перед домашней Олимпиадой нужен дополнительный контроль, опасались конкурентов из ГДР. Всех обязали заполнять перспективные тренировочные планы, которые затем обсчитывались где-то в научных кабинетах на предмет их эффективности. Отец заполнил все как есть, честно. Его вызвали на разговор и сказали, что объемы недостаточны, по имеющейся информации, какой-то восточногерманский метатель работает больше, поэтому план нужно пересмотреть. Дискуссии не предполагалось. Бондарчук сказал отцу, чтобы тот просто умножил все объемы и указал в плане, может, отстанут. Тот так и сделал – отстали. Но в какой-то момент отец увлекся умножением реально выполняемых нагрузок для отчетности и указал столько, что когда их начали обсчитывать, получилось, ему не хватило бы суток на выполнение дневной нормы. Снова был разговор. А много лет спустя эта история приобрела совсем комический оттенок: уже когда мы жили в Германии, к отцу пришли немецкие тренеры, и оказалось, что те цифры тренировок советских спортсменов каким-то образом очутились у них и были приняты за чистую монету. Они даже пытались по ним работать. Выходило не очень.
Из пепла к золоту
– Сборная Союза по молоту – это толпа мужчин весом за сотню. Как они отдыхали?
– Эти парни были настоящие рок-н-рольщики, я слышал совершенно невероятные истории, рядом с которыми все нынешние просто меркнут. Но в то же время для них был характерен высочайший профессионализм. Если дело шло к соревнованиям, они могли просто посидеть, выпить вина, поговорить о чем-то и лечь спать. Без каких-то загулов, потому что дарить победу сопернику никто не хотел. А вот после соревнований творилось всякое, вплоть до физических мер воздействия на недостаточно вежливых спортивных руководителей.
– Как сложился олимпийский цикл 1980-84?
– Блестяще. Отец выиграл ЧМ-83 в Хельсинки, а к маю 1984 года довел мировой рекорд до 84,14. И тут СССР бойкотирует Олимпиаду-84, ту, где он должен был брать золото. Узнав про это, отец вообще перестал тренироваться, сказал: «Иди оно все…» На «Дружбе-84» выступал уже без запала. Была определенная депрессия, он почти полностью пропустил сезон 1985-го, выступив только на одном старте в Риме.
– Отдохнул и впервые стал отцом.
– Первое правда, второе – не совсем. Отдых был нужен, он не умел и не любил сознательно отпускать нагрузку, пропускать какие-то сезоны, метая вполсилы. У него каждый год был ударным, и связка 83-го, когда готовились к ЧМ, и 84-го, когда шли к ОИ, не зная еще, что не поедут, вышла очень тяжелой. После передышки он провел в 1986-м лучший сезон с точки зрения результатов. Тогда в Дрездене выиграл соревнования с результатом 86,04, установив личный рекорд и не добрав 30 сантиметров до мирового. Позже, на ЧЕ метнул на 85,74, став вторым. А на тренировках показывал 87,30, что превышало мировой почти на метр.
По поводу отцовства – он же взял из детдома девочку еще в 1984-м, спустя два года родился я, а в 87-м родители взяли еще двоих, мальчика и девочку.
– Трое приемных детей – серьезный шаг, почему он это делал?
– Сначала не получалось завести своего ребенка, они с мамой долго пытались. Решили воспитать приемного. Затем появился я. Через год родителям позвонили из роддома и сказали, что есть возможность взять еще одного ребенка, предложили приехать и посмотреть. Отец поехал, посмотрел и забрал двоих. Из этого поступка, кстати, можно многое понять о его натуре.
– Растить четырех маленьких детей непросто.
– Тогда все жили примерно одинаково, но чемпионы чуть лучше. У него была своя квартира, машина, стабильный доход. Никто же не знал, что СССР развалится. И я не думаю, что отца заботили материальные обстоятельства выращивания детей. Он немного иначе мыслил.
– Что произошло перед Сеулом?
– Отец чем-то заболел, долго не могли поставить диагноз, он сильно похудел, потерял порядка пятнадцати килограммов, что для метателя – катастрофа. Фактически лежал при смерти, были проблемы с кровью. Наконец в Москве смогли разобраться, в чем дело, и его вылечили, но форма ушла. На первой тренировке после болезни он метнул на 63, то есть на двадцать метров меньше, чем требовалось. До Олимпиады оставалось два месяца, руководство списало его, решило заменить другим спортсменом. Тут вмешался Бондарчук, который под свою личную ответственность убедил начальников, что нужно дать шанс. Отца оставили на подготовке, но с условием, что на контрольном старте во Владивостоке, незадолго до вылета в Корею, он метнет не хуже, чем на 83 метра. Наступило 14 сентября, отец вышел и метнул 83,62. Вопросы были сняты, до квалификации на Играх оставалось одиннадцать дней, его включили в состав.
– Как можно за два месяца выбрать двадцать метров регресса?
– Нужно знать моего отца. Для него тяжелая работа была настоящим кайфом, он полностью погрузился в это, подчинил все подготовке к тому старту. Каждый шаг, каждый нюанс был просчитан, выверен, взвешен. Точных деталей я не сообщу, потому что он был не большим любителем рассказывать о себе в героическим ключе, не делал из себя Рокки. Но подход к Сеулу получился уже не таким, как к Москве, он предусмотрел абсолютно любой риск.
– Например?
– Отец точно знал, когда и как полетит в Корею, как будет сидеть во время этого перелета. В день финала поехал на стадион не на шаттле из олимпийской деревни, а заранее заказал машину. В результате это полностью оправдалось – шаттл опоздал, и главный соперник Юрий Седых едва успел к началу соревнований, толком даже не размявшись. А у отца все было под контролем, он должен был брать эту медаль восемь лет назад и теперь уже не позволял обстоятельствам, форс-мажору повлиять на ход борьбы.
12 лет с одним сердечным клапаном
– Олимпийское золото снизило дальнейшую мотивацию?
– Отец очень долго шел к этой победе, и когда она случилась, появилось опустошение, непонимание, что делать дальше, куда двигаться. Он пропустил сезон, вернулся, но уже имелись проблемы со спиной, накопились мелкие болячки. К Барселоне-92 неплохо подготовился, однако яркого запала уже не было.
Нынче олимпийское золото – только начало зарабатывания денег, а тогда не существовало монетизации титулов. Победа на Играх являлась венцом карьеры, многие просто заканчивали после этого.
– Но ваш отец пытался отобраться в Атланту-96.
– То была лебединая песня. Мы с мамой уехали в Германию, а отец остался в России. Провел зимнюю подготовку, весной метнул на шестьдесят с чем-то метров и понял, что это все. Болела спина, он физически не мог выступать. После этого отправился к нам, хотя в принципе был не в восторге от переезда. Но нужно было растить детей, поэтому выбора не оставалось.
– Как в Германии встретили олимпийского чемпиона?
– Всем было пофигу. Мы жили в Бремене, это неспортивный город, там особо ничего не развивают. Отец пошел работать на завод, и никто не знал, кто он и что выиграл. Я стал заниматься дзюдо, а в Бремене не было сильной команды, хороших спарринг-партнеров. Приходилось ездить в другой город. Отец перешел в ночную смену, чтобы днем возить меня на тренировки. Так продолжалось достаточно долго, потому что борьбой я был увлечен очень сильно. Но в какой-то момент сошлись несколько факторов: я сломал палец, что для дзюдо серьезно, поездки сделались совсем утомительными, тренироваться в Бремене не имело смысла, и я спросил отца: может, будем метать молот? И вот когда я начал выступать уже как метатель, немецкие специалисты узнали, что отец вообще-то давно живет в Германии. Главный тренер сборной по метаниям принялся вызывать нас на сборы, давал отцу учеников, хотел ввести его в немецкую тренерскую систему. Ради этого отец бросил работу, а немец продолжал кормить его «завтраками». Семья жила только за счет мамы, а на нас висела ипотека за дом. Отец к тому времени уже начал тренировать белоруса Ваню Тихона, об этом проведали наши, позвонили: «Давай, возвращайся, будешь старшим тренером сборной России по молоту». Мы собрали вещи и вернулись.
– Когда вы поняли масштаб достижений отца?
– Я знал, конечно, что он олимпийский чемпион, но пока не начал метать сам, не понимал уровня результатов.
– 19 февраля этого года его не стало. Что произошло?
– Все началось задолго до этого. В 2006-м родилась младшая дочка, отцу было 48 лет. Перед этим случился обширный инфаркт, после которого у него работал только один сердечный клапан. Но отец продержался еще 12 лет, это в целом неплохо, потому что врачи давали намного более пессимистичные прогнозы.
После инфаркта отец относился к смерти довольно просто, потому что фактически уже ее пережил – доктора вернули. Понял, что ничего страшного в смерти как таковой нет, не стоит ее бояться. Волновала лишь судьба двух маленьких дочерей, он был им нужен. Чтобы побыть с ними подольше, сделал все возможное, следил за здоровьем, но к смерти был готов. В тот день он ехал с тренировки на велосипеде, и сердце окончательно не выдержало.
– Почему его результаты сегодня не могут повторить?
– Знаете, это парадокс. Конечно, в первую очередь все начинают намекать на допинг, стероиды и так далее. Но дело в том, что современные метатели физически мощнее, они метают на силе, а те ребята были невероятно техничны. Эту технику до сих пор никто не смог повторить, даже у меня не получается, хотя я считаюсь одним из самых правильных именно с точки зрения движений.
Метание молота – относительно молодой вид спорта, ему всего лет триста, а в том виде, как мы метаем, нет и века. Особенно бурным вышел период, когда выступал отец, то поколение оказалось настоящими пассионариями, продвинувшими результаты очень далеко. Отец был уверен, что мог метать дальше, поскольку допустил в карьере некоторые ошибки. Считал, что результаты за 90 метров не заставят себя долго ждать. То, что его олимпийский рекорд стоит до сих пор, отца сильно огорчало, он был влюблен в метание молота как дисциплину и переживал, что она находится в некой стагнации. Если не сказать – в откате.
